Кейс 11

Международное движение рабочей силы. Мигранты в Германии

Одной из самых скандальных изданий в Европе 2010 года стала книга бывшего берлинского сенатора и одного из директоров Бундесбанка Тило Саррацина «Германия: самоликвидация, или Как мы ставим на кон свою страну». На почти пяти сотнях страниц автор пугает немцев скорым крахом страны, которую, считает он, вот-вот захлестнет поток необразованных, агрессивных и фанатичных мигрантов-мусульман.

Еще до того как труд Тило Саррацина появился в продаже, немецкие СМИ и немецкие политики обрушились на него с сокрушительной критикой. Было заявлено, что книга работает на разделение общества, разжигает межнациональную ненависть и глубоко оскорбляет всех жителей Германии.

Прежние скандальные высказывания Саррацина, сделанные без оглядки на принятые в немецком обществе приличия, настроили против него практически весь политический истеблишмент. В толерантной Германии Саррацин известен своими крайне резкими высказываниями по вопросам интеграции мигрантов и идея о том, что невозможно совмещать социальное государство и массовую иммиграцию, вызвала негодование общественности. Уже спустя три дня после представления книги Совет директоров Бундесбанка отстранил его от занимаемой должности — «за нанесение ущерба имиджу банка». Канцлер Германии Ангела Меркель «с большим уважением» встретила это беспрецедентное решение банка, увольнение Саррацина поддержали и другие ведущие политики.

Впрочем, отторжение немцами тезисов Саррацина не настолько однозначно, как может показаться из выступлений ведущих политиков. Согласно опросу Der Spiegel, около 35% простых граждан с одобрением восприняли выступления Саррацина, посчитав его смельчаком, решившимся сказать о давно наболевшем.

Недовольство немецких бюргеров положением вещей растет тем больше, чем больше мигрантов-мусульман в стране. В 2007 году, согласно данным немецкой Федеральной статистической службы, на территории ФРГ проживало 15,4 млн граждан иностранных государств или граждан Германии в первом поколении. Таким образом, иностранцы и «имеющие иностранное прошлое» жители составляли около 18% населения страны. Не менее 4 млн иностранцев, или чуть меньше 5% населения, составляли выходцы из исламских стран, в первую очередь из Турции, но также из стран Ближнего Востока, Африки, Албании и Боснии-Герцеговины.

Во многих случаях отторжение мусульман немецким обществом имеет вполне конкретные причины. Мало какой немец — даже симпатизирующий мусульманам — готов воспринимать распространенный в турецкой и арабской общинах обычай «убийства чести» или мириться и с тем, что в его стране 15- летних девочек насильно выдают замуж. Никакая другая группа мигрантов не практикует обычаев, настолько контрастирующих с немецким образом жизни, как живущие в Германии мусульмане, создающие настоящие «параллельные сообщества» и не желающие знать о стране проживания ничего, кроме адреса ближайшего бюро социальной службы.

Классическим примером такого эмигрантского гетто с турецко- исламским колоритом является берлинский Нойкелльн. Расположенный в самом центре Берлина, этот район традиционно был малопривлекательным. В годы разделения города кварталы Нойкелльна, принадлежавшие Западному Берлину, примыкали к Берлинской стене. Неудивительно, что здесь жили преимущественно мигранты и бедные слои населения. Сегодня 50% нойкелльнцев составляют иностранцы или граждане Германии в первом поколении, прежде всего турки. Среди детей, живущих в этом районе и посещающих школы, доля иностранцев составляет от 80 до 100%. 35% взрослого работоспособного населения Нойкелльна не имеет работы и живет на пособие, среди 25-летних жителей безработных 60%.

Настоящая трагедия Берлина состоит в том, что социальная апатия, охватывающая турецкое население Нойкелльна, поддерживается обеими сторонами. Турчанки, приезжающие в Германию в статусе невесты из турецкой провинции (зачастую не умеющие читать и писать и довольные грядущим статусом многодетной безработной матери на социальном обеспечении) воспитывают детей в презрении к образованию и европейским ценностям. В свою очередь, чиновники немецкой образовательной системы не следят за качеством образования в школах, переполненных турецкими детьми, и считают, что «мигрантам достаточно получать второсортное образование». В более или менее открытой форме такая дискриминация по национальному признаку наблюдается на всех ступенях немецкого общества: точно так же, как турецкому первокласснику крайне сложно попасть в «хороший» класс, а носящей платок выпускнице вуза почти невозможно найти хорошую работу.

Взаимное отторжение и недоверие все чаще пронизывают отношения немецких турок и этнических немцев. Согласно опросам, более 40% проживающих в Германии турок не воспринимают канцлера Меркель как «своего канцлера». Зато десятки тысяч турок собирались на стадионе в Кельне, чтобы поприветствовать приехавшего с визитом в Германию премьер-министра Турции. В свою очередь, немецкое государство с подозрением смотрит на проявляющих хотя бы минимальную религиозность мусульман. Носящим платок турчанкам запрещено преподавать в школах, а студентки-мусульманки даже не допускаются до учительской практики, в то время как католические монахини спокойно преподают в школах, облачившись в орденские хабиты.

Неготовность немецкого общества видеть в числе своих членов граждан- мусульман приводит к резкому сокращению карьерных шансов для турецкой молодежи. В свою очередь, семьи мусульманских мигрантов, часто отличающиеся крайне низким уровнем образования, не считают необходимым убеждать своих детей прилежно учиться. Немецкая социальная система обеспечивает легально находящимся на территории страны мигрантам уровень жизни, считающийся в странах Ближнего Востока вполне высоким. Объем социальных субсидий сохраняется вне зависимости от успехов социализации той или иной семьи. Все это довершает дело, создавая и поддерживая целые маргинальные слои населения, в которых единственной реальной карьерой для юноши является карьера в уличной банде, а для девушки — карьера послушной домохозяйки.

Неудивительно, что безработным является каждый третий проживающий в Берлине иностранец и каждый второй турок. Согласно данным городских социальных служб, в особо неблагополучных районах города есть семьи, где на пособие по безработице живет уже третье поколение мигрантов, привыкших к такой жизни и считающих ее нормой. Именно поэтому слова Саррацина и его сторонников о том, что немецкая социальная система привлекает худших представителей стран Ближнего Востока, находят поддержку среди многих добропорядочных немецких бюргеров. Но, как показала история с книгой Саррацина, немецкие политики предпочитают не обсуждать наболевшие вопросы по существу, делая вид, что проблема в книге, а не в устройстве немецкого общества.

По материалам журнала «Эксперт», №35, 2010.

Вопросы

1. Назовите основные причины, обеспечивающие приток мигрантов в Германию.

2. Какие условия трансграничной мобильности рабочей силы способствуют притоку в Германию мигрантов из Турции и стран Ближнего востока?

3. Оцените влияние миграции на экономику и благосостояние Европейского Союза и стран базирования.

4. В какой мере, с вашей точки зрения, описанная ситуация может быть отнесена к другим странам Европейского Союза?

5. Какие меры регулирования международной миграции могут быть использованы Европейским Союзом для выхода из сложившейся ситуации?

Кейс 12

Глобализация и интеграция

Проблему взаимоотношений между востоком и западом в современной экономике наглядно иллюстрируют отношения между европейскими странами и ливийским диктатором Муаммаром Каддафи. Так, рекордсмен среди правящих диктаторов (Каддафи находится у власти более 40 лет) может объявить джихад Швейцарии за то, что по итогам референдума в этой стране запретили строить минареты. И Конфедерации сложно будет рассчитывать на понимание соседей.

Швейцарцы стали жертвой эксцентричного ливийского диктатора — за то, что осмелились в 2008 году арестовать сына Муаммара Каддафи Ганнибала, когда тот на пару с женой избивал прислугу в одном из швейцарских отелей. В качестве наказания за дерзость европейцев Каддафи сначала вывел из швейцарских банков все свои активы (около 7 млрд долларов), а затем арестовал двух швейцарских бизнесменов, на свою беду работавших  в Триполи. Под колоссальным давлением со стороны банковского сообщества, лишившегося ливийских денег, в 2009 году президент Швейцарии Ханс- Рудольф Мерц лично прилетел в Триполи, чтобы принести официальные извинения за арест Ганнибала.

Кроме того, президент был вынужден публично заявить о том, что полицейские, арестовавшие Ганнибала Каддафи, могут быть привлечены за это к суду. В ответ Ливия выпустила бизнесменов из тюрем, но покинуть страну не позволила. А еще через месяц бизнесмены были выманены из швейцарского посольства (где они жили в ожидании выездных виз) и снова брошены в тюрьму. Дважды униженные швейцарцы вспылили и внесли в черный список Шенгена 188 ливийских граждан (в числе которых оказались высшие лица государства, сам Муаммар Каддафи и члены его семьи). В ответ Каддафи запретил въезд в Ливию 400 миллионам жителей стран, входящих в Шенгенскую зону. Тех, кто прилетал в Ливию, задерживали в аэропорту и отправляли назад. А в отношении тех, кто жил в стране с открытыми визами, начали процедуру депортации.

Как ни парадоксально, вся Европа встала на сторону ливийского диктатора. Опасения за сохранность инвестиций в Ливию перевесили европейскую солидарность и гордость. «Швейцария не должна использовать Шенгенское соглашение для давления. Есть и другие способы урегулировать свои разногласия с Ливией», — заявил министр иностранных дел Италии Франко Фраттини. Под давлением теперь уже всего европейского сообщества швейцарцы вынуждены были пойти на унижение в третий раз, аннулировав черный список — в ответ Каддафи отпустил одного из бизнесменов. Второй «добровольно» согласился отсидеть срок в ливийской тюрьме.

Не случайно голос в поддержку Каддафи подал именно итальянский министр. На сегодняшний день Рим является ближайшим другом Триполи в Европе и крупнейшим внешнеэкономическим партнером. На Италию приходится 37,5% ливийского экспорта и 22,2% импорта. С точки зрения европейских политиков Каддафи может поддержать ЕС по целому ряду направлений.

Прежде всего в Брюсселе очень рассчитывают на то, что ливийские углеводородные месторождения позволят реализовать проект диверсификации поставок энергоносителей в ЕС и снизить зависимость от российских нефтегазовых поставок. Альтернативных решений практически нет — большинство иных вариантов диверсификации либо слишком дороги, либо политически рискованны. За последние годы ряд американских и европейских нефтегазовых корпораций вошел на ливийский рынок — и чтобы на нем остаться, готовы лоббировать интересы ливийского диктатора перед своими национальными правительствами.

В политическом плане ливийский лидер также весьма ценен для Европы. Каддафи — единственный современный диктатор, возглавляющий государство- изгой, который добровольно, без бомбардировок и военного вторжения, вступил на путь исправления и сотрудничества с Западом. В 2002 году он признал вину своей страны за взрыв гражданского самолета над Локерби, выплатил колоссальную компенсацию родственникам погибших, а в 2003-м заявил о прекращении всех разработок в области оружия массового поражения и предоставил накопленные материалы американцам. В обмен на это Совет Безопасности ООН снял с Ливии все санкции и вновь вернул ее в мировое сообщество цивилизованных наций. В условиях доказавшей свою неэффективность американской силовой политики в отношении непокорных режимов (Ирак, Афганистан, Иран) европейские страны надеются, что примеру Каддафи последуют и другие диктаторы, которые захотят получать западные инвестиции и быть вхожими в лучшие дома Европы.

Наконец, ЕС надеется получить в лице Ливии дружественного лидера исламского мира. В таком контексте Ливия рассматривается европейскими политиками как меньшее зло и Кадаффи прощаются самые беспрецендентные выходки.

Впрочем, ряд аналитиков считает, что европейские политики переоценивают свою способность контролировать Каддафи. Так, серьезнейшей ошибкой стала аморальная сделка британского правительства с Триполи. В 2009 году Великобритания выпустила из шотландской тюрьмы Абдельбасета Али Мухаммеда аль-Меграхи. Террориста, участвовавшего во взрыве самолета над Локерби и отправившего на тот свет почти три сотни ни в чем не повинных людей. В Ливию он прибыл как герой, сын Каддафи лично встречал его у трапа самолета, а власти страны выделили бывшему террористу особняк в Триполи.

Официальной причиной помилования была тяжелая болезнь осужденного (якобы ему оставалось жить несколько месяцев), однако в августе 2010 года ливийские власти с помпой отметили годовщину освобождения аль-Меграхи. Реальной причиной этого освобождения, по некоторым данным, стал допуск BP к шельфовым месторождениям Ливии (общая стоимость контракта составила 900 млн долларов).

Ошибкой, по-видимому, стало и желание Италии угодить Каддафи в обмен на газовые концессии для компании Eni. Так, согласно подписанному в 2008 году договору, Рим официально попросил прощения у своей бывшей колонии и пообещал в течение 20 лет выплатить Ливии компенсацию за колониальный период в размере 5 млрд долларов. Тем самым Италия создала опаснейший прецедент. Каддафи уже официально предложил рассмотреть на 65-й сессии Генеральной ассамблеи ООН вопрос о возмещении ущерба, причиненного колониализмом. «Колонизированным странам был причинен колоссальный ущерб в результате незаконной экономической эксплуатации, широкомасштабного истощения ресурсов, разграбления природных богатств, культурных и исторических ценностей, а также радиационного заражения окружающей среды вследствие ядерных испытаний, повлекших значительный человеческий и материальный ущерб», — говорится в пояснительной записке от Ливии. Не самый надежный партнер для Европы.

По материалам журнала «Эксперт», №35, 2010.

Вопросы

1. Какие процессы глобализации и интеграции были описаны в данном кейсе?

2. Объясните, как влияют процессы глобализации и интеграции на взаимодействие экономик Европейского Союза и Ливии.

3. Какое влияние на европейскую экономическую политику оказывает международное производственное сотрудничество?

4. В чем важность инвестиций в экономику Ливии для стран Европейского Союза?

5. Каким образом процессы глобализации влияют на формирование новых механизмов регулирования мирохозяйственных связей?

Кейс 13

Сложности европейской интеграции

Новый эпизод кризиса в очередной раз продемонстрировал структурные проблемы Еврозоны. Введение евро в 1999 году преследовало не только экономические, но и внутриевропейские политические цели. Для Франции и ряда стран зоны немецкой марки (например, Нидерландов) валютная интеграция означала подрыв позиций Бундесбанка и восстановление некоторого контроля за процентными ставками через механизм ЕЦБ. После воссоединения Германии многие в ЕС опасались чрезмерного влияния самой крупной экономики, поэтому введение единой европейской валюты помогло избежать этих страхов. Небольшие страны (Греция, Ирландия, Финляндия и др.) просто не хотели оказаться на обочине европейской интеграции.

Но чтобы механизм валютного союза работал, от его членов ожидалось соблюдение нескольких ключевых правил. Во-первых, рынки труда должны были проявить достаточную гибкость, чтобы зарплаты быстро отражали изменения в спросе и предложении. Если производительность не росла, реальные зарплаты в стране должны были упасть, чтобы не подорвать ее конкурентоспособность. Во-вторых, рынки труда должны были создавать новые рабочие места в новых секторах, для чего требуется значительная гибкость в промышленности и сфере услуг, с высокой конкуренцией между компаниями. В-третьих, экономики зоны евро должны были стать полностью интегрированными, причем не только в торговле товарами, но и в сфере услуг, рабочей силы и капитала. В-четвертых, экономики должны были диверсифицироваться и не зависеть от отдельных секторов. В-пятых, фискальная политика должна быть устойчивой, без серьезного дефицита и долга. И наконец, в-шестых, в странах Еврозоны предполагался достаточно быстрый рост, ведь внутри валютного союза государство может поддерживать свою конкурентоспособность за счет повышения производительности.

В действительности же все произошло несколько иначе. К моменту создания Еврозоны многие экономики не удовлетворяли критериям, необходимым для введения единой валюты. Но тогда страны — члены валютного союза полагали, что соответствия критериям можно довольно быстро достичь уже после перехода на евро. Ведь, как считали многие, после перехода на единую валюту у правительств просто не останется другого выхода, кроме как быстро сделать свои экономики более гибкими. Но на практике членство в валютном союзе, к сожалению, не привело к ускорению структурных реформ. Переход на евро не просто не стимулировал правительства стран периферии развивать промышленность, он их дестимулировал делать это. Получив возможность делать дешевые заимствования — евро более надежная валюта, чем были их национальные, — правительства увлеклись привлечением кредитов и социальными расходами.

Особенно ярко это отразилось на южной периферии еврозоны — в Греции, Португалии, Испании и частично в Италии. В первой половине 2000-х Германия пошла на сокращение реальных зарплат, при этом продолжая увеличивать производительность. На фоне роста реальных зарплат в других странах зоны евро это сделало продукцию немецких компаний очень конкурентоспособной. Производительность же труда в странах южной периферии не росла, в то время как зарплаты после перехода на евро выросли. В годы роста европейской экономики они теряли свои конкурентные преимущества из-за глобализации (в том числе перевода многих производств в страны Азии) и расширения Евросоюза. Европейские компании предпочли размещать производства в Китае или на востоке Евросоюза, а не в Средиземноморье. Португалия и Греция с их низкой производительностью труда проиграли Польше и Словакии. Такая же ситуация сложилась во многих регионах Испании и в некоторых районах Италии.

В Ирландии производительность в последнее десятилетие росла, однако росли и зарплаты. А после того, как вскормленный на дешевом кредите и растущих ценах на недвижимость «кельтский тигр» выдохся, новых источников роста в стране не осталось.

Страны периферии Еврозоны упустили момент, когда в выгодных экономических условиях могли осуществлять структурные реформы, повышая гибкость своего рынка труда и производительность, находя новые отрасли, в которых они могут быть конкурентоспособны. Проводить структурные реформы в условиях кризиса им будет значительно сложнее. Пока ни одна из стран не представила программу, как обеспечить новый экономический рост. Правительства заняты исключительно проблемами сегодняшнего дня — как сбалансировать бюджет и избежать долгового кризиса. Эти задачи действительно неотложные, так как госдолг многих европейских стран превышает 150% ВВП. Но концентрация исключительно на них не объясняет, за счет чего этим странам жить в будущем. И в очередной раз ставит вопрос, сможет ли зона евро сохраниться в нынешнем виде.

По материалам журнала «Эксперт», № 46, 2010.

Вопросы

1. Назовите основные причины создания Европейского Союза. Насколько эти цели достигнуты в настоящий момент?

2. В чем на ваш взгляд заключается главная сложность усиления интеграционных процессов ЕС?

3. Проанализируйте экономическую, организационную и финансовую структуру ЕС. Какая из этих структур оказалась наименее успешной?

4. Какие преимущества и дополнительные сложности создает странам ЕС единая валюта?

5. Почему различия между экономиками ЕС становятся все более существенными? Какие меры могут быть приняты для преодоления кризиса странами ЕС?

Кейс 14

Кризис мировой финансовой системы. США

Мировая финансовая система не находилась в столь жестком кризисе с 1929 года. Каковы будут его последствия для реальной экономики, предсказать не берется никто

Невероятное банкротство инвестбанка Lehman Brothers, экстренная продажа проблемного Merrill Lynch, фактическая национализация крупнейшей в США страховой компании American International Group — и все это в течение нескольких дней. Столь масштабного кризиса в Америке не было очень давно, многие считают, что со времен Великой депрессии.

В 2008 году мир стал свидетелем стремительного исчезновения независимых американских инвестиционных банков. Весной пал Bear Stearns — при помощи ФРС и американского минфина он был продан по остаточной стоимости универсальному банковскому гиганту J. P. Morgan Chase.

О банкротстве объявил Lehman Brothers, инвестиционный банк со 158- летней историей, накопившийоколо 800 млрд долларов долгов. Самые интересные активы Lehman Brothers — инвестбанковское подразделение в США и Канаде, включая штаб-квартиру в Манхэттене — всего за 2 млрд долларов купил британский Barclays, отказавшийся за несколько дней до этого от покупки банка целиком.

Практически одновременно было объявлено о продаже третьего крупнейшего инвестбанка Уолл-стрит Merrill Lynch. За 70% своей рыночной стоимости его приобрел коммерческий Bank of America. Не лучше ситуация у двух огромных американских инвестбанков — Morgan Stanley и Goldman Sachs.

Может сложиться впечатление, что гибель традиционных инвестбанков была вызвана экономическим кризисом, но это не совсем верно. Эксперты считают, что судьба инвестбанков была определена еще в 1975 году, когда после экономического кризиса, вызванного нефтяным шоком 1973 года, американские регуляторы отменили фиксированную комиссию за торговлю ценными бумагами. Это вызвало снижение прибыльности брокерской деятельности инвестбанков. Они вынуждены были повышать степень риска, который брали на себя, поскольку их традиционный бизнес приносил все меньше прибыли. Из-за конкуренции комиссии за брокерские услуги снизились многократно, и инвестиционные банки были вынуждены придумывать новые способы зарабатывать деньги. Так, инвестбанки сделали ставку на управление собственным и заемным капиталом. Инвестбанк Salomon Brothers первым создал отдел по торговле ценными бумагами за счет собственных средств (proprietary trading). Таким образом, он стал делать собственные ставки на движения рынков так же, как он это делал для клиентов, покупая и продавая ценные бумаги по их запросу.

На протяжении десятилетий инвестбанки настаивали: их внутренняя политика «китайских стен» гарантирует, что информация от трейдеров, имеющих дело с клиентами, не перетекает к трейдерам, работающим в proprietary trading. А это гарантирует независимость одного бизнеса от другого. Как бы то ни было, но постепенно доходы ведущих банков Уолл-стрит от управления собственными и заемными деньгами стали главным источником прибыли.

В течение этих десятилетий инвестбанки резко расширили эмиссию и торговлю сложными финансовыми инструментами, одним из которых стали обеспеченные долговые облигации — печально известные ипотечные облигации CDO. Объем рынка дериватов, которые стали фирменной финансовой инновацией инвестбанков, сегодня составляет 62 трлн долларов. Гигантам Уолл-стрит очень помогла мягкая кредитно-денежная политика начала нынешнего десятилетия. Когда в условиях рецессии в 2001 году ФРС США приняла решение резко снизить процентные ставки, это вызвало бум на рынках недвижимости и связанных с ипотекой ценных бумаг.

Главная же проблема в том, что инвестбанки были вынуждены брать на себя все больше и больше рисков, чтобы сохранять ту норму прибыли, к которой они привыкли. Этому способствовала модель вознаграждения сотрудников, основанная на бонусах за риски. Насколько может быть опасна эта практика, показала история с Societe Generale в начале 2008 года, когда единственный трейдер нанес серьезные убытки своему банку. Затем с такой же проблемой столкнулись и гиганты отрасли, которые не имели достаточного капитала, чтобы справиться с падением на рынке недвижимости и на финансовых рынках в целом. Когда это произошло, три из пяти инвестбанков в течение короткого времени вышли из строя.

Ситуацию усугубило и то, что в конце XX века все инвестбанки решили изменить свою форму собственности, отказавшись от модели партнерства, и стали акционерными обществами. Что дало им возможность привлекать капитал с фондового рынка, но зато повысило ориентацию на получение краткосрочных результатов — они были вынуждены ежеквартально рапортовать о прибылях. Это работало в условиях экономической экспансии (для инвестбанков в 90-х открылись новые весьма прибыльные рынки в странах Азии, Латинской Америки, в России), и последние два десятилетия стали для инвестбанков периодом бурного расширения, когда открывались офисы по всему миру и нанимались десятки тысяч человек от Нью-Йорка и Лондона до Дубая, Сингапура и Москвы.

Но получилось, что инвестбанки не могут защитить себя от себя самих. Одной серьезной ошибки — ставки на ипотечный рынок США — было достаточно, чтобы раскрутить маховик кризиса. Американские власти оказались не готовы кидаться на выручку все новым и новым банкам. И без того спасение Bear Stearns обошлось им в 29 млрд долларов, Fannie Mae и Freddie Mac — в 200–300 млрд долларов. Отсутствие помощи привело к драматическому концу Lehman Brothers и Merrill Lynch, суммарные активы которых составляют 1,5 трлн долларов.

ФРС и казначейство поняли, что им нужно исправлять не одиночные проблемные ситуации, а причины кризиса. Все эти обесценившиеся ипотечные бумаги на десятки миллиардов долларов слишком сильно давят на финансовую систему. Если их не ликвидировать, то проблемы банков и финансовых институтов будут сохраняться и дальше. В период кризиса американское правительство фактически взяло на себя плохие долги крупных банков, но эти новые обязательства существенно увеличили обязательства государственного бюджета. Очевидно, что защита рынков от риска не должна проводиться за счет американских налогоплательщиков. Простые граждане оплатили долги огромных инвестбанков, но теперь необходимо не допустить повторения таких ситуаций.

По материалам журнала «Эксперт», № 37, 2008.

Вопросы

1. Что такое рынок деривативов и как он повлиял на современное состояние мировой финансовой системы?

2. Как мягкая финансовая политика американского правительства способствовала росту мирового рынка деривативов?

3. Почему с вашей точки зрения американское правительство потратило миллиарды долларов налогоплательщиков на спасение крупных частных банков?

4. Почему банкротство крупных инвестиционных банков оказало такое существенное влияние на мировую экономику?

5. Какие меры государственного регулирования необходимы для поддержания стабильности мировой финансовой системы?