2.1. Конституционализм как политико-правовой режим.

2.2. Исходные начала конституционализма.

2.3. Идеология конституционализма.

2.4. Конституционализм и правовое сознание общества.

2.1. Конституционализм как политико-правовой режим

Конституционализм — своеобразный режим организации жизни общества и государства — можно рассматривать как систему  общественных связей и институтов, а также как теорию и практику их воплощения. Конституционализм — это историческое, социальное, политико-правовое явление, вызывающее к жизни целый комплекс последствий, среди которых наиболее значимыми представляются:

— оптимальная структуризация общественных связей и институтов;

— согласование общественных, государственных, индивидуальных, групповых и прочих интересов.

Однако, для того чтобы конституционализм существовал на самом деле, а не был лишь принадлежностью правовой науки, необходим набор конституционных идеологем, прочно укоренившихся  в общественном сознании. Эти идеологемы, в свою очередь, являются отпечатками  конституционных идей — слагаемых конституционализма. Ряд авторов склоняется ныне к тому утверждению, что число конституционных идеологем в общественном сознании со­временной России очень невелико. Конституционные же идеи — неотъемлемая принадлежность правовой науки и юридической практики. Из этого следует, что для попытки объяснения слабого «впечатывания» конституционных идей в общественное сознание нужно заняться исследованием непосредственно конституционных идей.

К идеям конституционализма можно отнести идею прав и свобод человека, идею демократии, идею государственной власти, идею федерализма, идею преемственности, идею верховенства права, идею гражданского мира и согласия. Первые идеи, обозначившие зарождение конституционализма как системы общественных связей и институтов, относятся ко времени первобытной, минимальной структуризации человеческого общества. Усложнение структуры  социума неизбежно ведет к осознанию потребности упорядочить отношения между людьми, а для этого необходима власть.

Проблема власти существует даже внутри биологических организмов. В многомиллиардном сообществе клеток должен существовать определенный порядок. Он закодирован в генетической субстанции, которая составляет компонент любого клеточного ядра. Закодированный порядок является «доверителем», своеобразным поверенным клетки, и без него клетка существовать не может.  Эндокринная и нервная системы выполняют вспомогательную функцию в отношении генетического плана, выделяя его интегрирующую роль, моделируя программу деятельности в зависимости от актуальных потребностей организма и условий среды.

По аналогии с многоклеточным организмом можно говорить, что конституционные идеи входят в систему «генетической информации», но эта информация непрерывно пополняется и структурируется по-иному; то есть к основному набору идей, появление которых обусловлено социальными чувствами первобытного мира, постоянно прибавляются новые, образуя открытый перечень.

Исходя из этого, можно утверждать с достаточной долей уверенности, что, анализируя понятие конституционной идеи, прежде всего нужно обратить внимание на признак, который условно мог быть назван конституированностью. Термин «конституированность»  означает, вкратце, соотношение идеи с юридическими установлениями, степень координированности, встроенность или возможность встроенности в существующий либо прогнозируемый порядок общественных отношений.

Конституированность — это легитимация, которая, в свою очередь, представляет собой процедуру властного объяснения и оправдания идеи, воплощенной в норме либо группе норм. Целью легитимации является общественное признание идеи. Легитимация представляет некую гарантию длительности существования конституционной идеи, ее устойчивости.

Для легитимации необходимо обращение к различным рациональным и иррациональным доводам (экономическим, этическим, эмоциональным и т. п.).

Отечественные конституционалисты Н. В. Варламова и  Н. Б. Пархоленко, следуя за М. Вебером, выделяют три типа легитимации:

— традиционный;

— харизматический;

— рационально-правовой.

Хотя данная классификация относится к собственно власти,  думается, что уместно и выделение трех типов применительно к легитимации конституционных идей. Легитимация любой власти,  любого правительства в конечном счете представляет собой легитимацию какой-либо конституционной идеи (прав человека, демократии и пр.).

При традиционном способе легитимации обоснование и оправдание идеи строится на обычае. Существующая идея признается  законной, поскольку «таковой была всегда». Легитимация такого  типа предполагает безусловное доверие к общественным и государ­ственным институтам, но не к персонифицирующим их  лицам.

При харизматическом способе легитимации обоснование и  оправдание идеи происходит с помощью авторитета какой-либо известной личности. Так, например, легитимация идеи свободы выражения мнения (частный случай «глобальной» идеи прав и свобод человека) происходила путем последовательного привлечения столь не схожих фигур, как В. И. Ленин, Б. Н. Ельцин, А. Д. Сахаров.

При рационально-правовом способе легитимации идея представляется рациональной, а норма, в которой она закреплена,— правомерной. Рационально-правовое оправдание — наиболее трудоемкий способ легитимации, так как предполагает детальную разработанность процедуры обоснования и оправдания конституционной идеи.

Наряду с упомянутыми тремя видами легитимации представляется уместным выделить еще два — стереотипический и ксенический.

В случае выделения «стереотипической легитимации» она  могла бы включать в себя лишь такой легитимационный процесс, который подразумевает возможность опоры на определенные стереотипы, существующие в общественном и индивидуальном правосознании.

Не секрет, что законодатель должен учитывать особенности своего народа, опираться на господствующие в обществе представления, связывать новые конструкции с безусловными ценностями. Плодотворность названной ориентации обусловлена и тем, что внедрение идей, которые перекликаются со стереотипами, складывавшимися столетиями, не требует значительных усилий.

Примером удачной для своего времени формулировки законо-дательного положения является ст. 37 «Проекта Конституции»  Н. М. Муравьева: «Подземелья и казематы крепостные, вообще все так называемые государственные темницы уничтожаются; никто  не может быть заключен иначе, как в назначенных на сей счет общественных темницах».

В российской, как и в любой другой национальной культуре, есть определенный этнический пласт, появившийся еще до того, как этнос принял форму нации. Этот пласт принадлежит к сфере коллективного бессознательного, и при этом играет важную роль в регуляции поведения составляющих нацию людей.

Для российского национального сознания ограничение свободы, произведенное на основе государственного решения или чьего-либо единоличного волеизъявления,— явление чрезвычайно болезненное, отождествляемое даже со смертью. Если же, напротив, такое решение принял «мир» — коллектив взаимообязанных членов общества,— оно почти всегда расценивалось как верное, поскольку частных интересов, не совпадающих с интересами общины, как бы не существовало.

Исходя из этого, можно предположить, что приведенная выше норма проекта Н. М. Муравьева, вступив в силу, пользовалась бы популярностью и общественным признанием.

В качестве примера неудачной законодательной и законотворческой инициативы может служить факт, описанный в исследовании З. Х. Кочесокова «Правовое сознание и его национальные особенности».

Известно, что исламская религия обладает своей, достаточно сильной и жесткой системой судопроизводства. Народы, исповедующие ислам, как правило, отрицательно относятся к заимствованиям, которые могут изменить коренной уклад их жизни. Так, под  влиянием исламских национальных лидеров в Кабарде в начале 1794 года произошло крупное выступление против учреждения так называемых «родовых судов и расправ» для разбора мелких гражданских и уголовных дел. Эти нововведения были восприняты с позиций национального правосознания как вмешательство в веками складывавшиеся формы судопроизводства и были расценены как навязывание новой судебной системы вопреки волеизъявлению  населения.

2.2. Исходные начала конституционализма

Правовые, моральные, религиозные стереотипы не входят в структуру конституционных идей, нельзя говорить и о том, что конституционные идеи — принадлежность некоторых стереотипов из обширного массива, существующего в общественном сознании;  но стереотипы, как и конституционные идеи, имеют общих предшественников — социальные чувства.

Сами по себе социальные чувства — продукт давней рефлексии общественного сознания, начавшейся с усложнением структурных связей социума.

Усложнение структуры социума с неизбежностью вызывает  появление разнообразных психологических мотивов, приводящих человека к осознанию каких-либо проблем и побуждающих его искать способы их разрешения. «…Психологические мотивы являются существенным стимулом, подводящим к определенным выводам… Идеи, не коренящиеся в настоятельных потребностях личности, окажут очень слабое влияние на поступки человека и на всю его жизнь».

Психологические мотивы позволяют сформулировать субъективное, но в то же время характерное для большинства людей представление о действительности, которое может буквально вынудить избрать тип поведения, обусловленный обстоятельствами, совершить определенный поступок. Это субъективное представление о действительности, выступающее в связке с адекватным ему дей­ствием, носит название социального чувства.

Социальные чувства довольно часто оказывают влияние как на формирование права вообще — правовой материи, так и на генезис правосознания. Это влияние осуществляется двумя способами:

— вырабатываются идеи, понятия, некие концептуальные представления;

— формируются базовые стереотипы правосознания.

Идеи — это «что есть» — накопленный духовный опыт положительного (позитивного) характера; базовые стереотипы — это «как следует поступать» — руководство к действию.

Идеи не влияют напрямую на возникновение отношений определенного характера (будь то предправовой или конституционно-правовой — безразлично); но, воплотившись в нормах права, стимулируют создание механизма собственной реализации.

Базовые стереотипы, как явствует из самого названия, лежат в основе общественных отношений, в том числе и отношений правового характера. Некоторые базовые стереотипы помогли становлению конституционно-правовых институтов: к примеру, базовый стереотип защиты «своего» (соплеменника, единоверца), является одним из элементов, составляющих основу современного института гражданства.

О том, что базовые стереотипы формируют правосознание, можно говорить с достаточной долей уверенности. Но влияют ли они на правовую материю, и если да — как это происходит: непосредственно или опосредованно, через правосознание?.. Необходимо остановиться на этом подробнее.

В правовой материи выделяют следующие пласты (воспользуемся терминологией С. С. Алексеева):

— догма права;

— правовое содержание;

— правовые идеи.

Догма права — это те объективированные фрагменты правовой действительности, которые выражены в юридических нормах, их совокупностях, правовых отношениях, юридических актах.

К этим фрагментам правовой реальности относят права, обязанности, юридические гарантии и т. д.

Базовый стереотип же формируется социальным чувством по­средством воздействия архетипа на коллективную или индивидуальную психику. Базовый стереотип правосознания обладает двумя характерными чертами:

— он связан с совокупным опытом предыдущих поколений,  с первобытной ментальностью;

— его рациональное содержание обосновывается с помощью иррационального содержания мифов и мифологем.

Исходя из этого, можно заявить с достаточной долей уверенно­сти, что к «догме права» базовый стереотип вряд ли имеет какое-либо отношение.

«Правовое содержание», как правило, рассматривается теоретиками в двух аспектах. Прежде всего — как «правовое содержание в идеале», то есть особым образом структурированные фрагменты правовой реальности. Структуризация особого рода призвана оптимизировать индивидуальную и коллективную жизнь людей. Повышенное внимание при рассмотрении правового содержания под таким углом зрения уделяется тому, предоставляют ли юридические документы определенные права, каков их объем, порядок осуществления, и все другое, что касается прав, юридических возможностей данных субъектов. А в этой связи все, что касается обязанностей, мер ответственности, защиты и т. д. Стало быть, надо видеть в сути и предназначении права самое глубинное, исконное: право потому и «право», что оно (закрепленное в законах и выраженное в юридических нормах) говорит о правах.

В ином аспекте право рассматривается как фактическая структурированность правовой догмы, выраженная в законах и иных юридических документах. Правовое содержание, рассматриваемое под таким углом зрения, приобретает ярко выраженную идеологиче­скую окраску, обусловленную соотношением сил в обществе, историей, уровнем экономического развития, культуры.

Вот здесь, пожалуй, можно вести речь о воздействии базовых стереотипов, опосредованных правосознанием.

2.3. Идеология конституционализма

Идеология зависит не только от степени развитости и утонченности правосознания, но и от насыщенности его базовыми стереотипами. В самом деле, пока в правосознании присутствуют  стереотипы земные и насущные (библейские, короче говоря), право охраняет жизнь, здоровье, доброе имя, но не более… При появлении же стереотипов равенства, справедливости, неприкосновенно­сти частной жизни и т. д. происходит их  постепенный перенос в идеологические построения. Этот перенос может носить как эволюционный, так и революционный характер. (В скобках заметим, что возможен и обратный процесс: идеология, как официальная, так и неофициальная, может влиять на правосознание, вытесняя из него базовые стереотипы, заменяя их другими и тем самым способствуя как его упрощению, так и маргинализации.)

Классическим примером этого может служить феномен «после выборов». Власть, формально санкционированная согласием избирателей, пытается культивировать традиционную для административно-бюрократической государственности независимость от общества и граждан. Она нередко претендует на одностороннее определение целей и направлений общественного реформирования вне и помимо политического процесса. Основные политические  и законодательные решения вырабатываются зачастую в нишах, недоступных для повседневного гражданского контроля. Общество  и отдельные граждане при этом выступают в качестве объектов  решений, вырабатываемых помимо законодательно установленных процедур. При этом власть может демонстрировать чисто внеш­нюю или кратковременную, эпизодическую заботу о гражданах. Все это способствует широкому распространению в обществе норм двойной морали; вызывает нежелание пользоваться политическими правами, выполнять конституционно закрепленные обязанности и т. д.

Выше было сказано о том, что осуществляют воздействие не стереотипы «сами по себе» (стереотипы «как таковые»), а стереотипы, опосредованные правосознанием. Объясняется это тем, что стереотип, имманентно присущий правосознанию, отнюдь в нем не  законсервирован. Базовые стереотипы правосознания взаимодей­ствуют, видоизменяясь при этом. Кроме того, базовые стереотипы могут эволюционировать с течением времени. Все это позволяет говорить об их динамическом характере.

Вновь вернемся непосредственно к легитимации. При выделении «ксенической легитимации» необходимо отметить, что она чрезвычайно схожа с рекламной кампанией: идеи закрепляются в общественном сознании путем многократного повторения, практически без обоснований. Как правило, легитимация такого типа предшествует иным легитимациям: вначале проходит некомментируемая информация об идее, затем данная идея начинает подкрепляться авторитетом лидеров, рационально-правовыми основаниями и т. п. 

Снова обращаясь к конституционным идеям, нужно отметить, что идеи конституционализма — разновидность идей вообще, и, взаимодействуя с идеями другого типа (не конституционного и даже не правового), могут порой меняться до неузнаваемости; и наоборот, иная идея, казалось бы, неправового характера, будучи вовлечена в сферу действия конституционной идеи, приобретает правовую окраску. Так, «общекультурная» идея нежелательности жестокого обращения с животными под влиянием идеи о ценности жизни оказалась реализованной в соответствующих нормах уголовного и административного законодательства.

Конституционализм в самом широком смысле включает в себя право (то есть догму, правовое содержание идеи), правосознание, общественный строй (институты и отношения), организацию государственной власти. При достаточном развитии каждой из этих составляющих они образуют уравновешенную систему. При недостаточном развитии одной или двух составляющих (фрагментарная разработанность права, отсутствие эффективного механизма реализации положений, закрепленных в юридических документах) можно говорить о конституционализме, но конституционализме «упрощенном», «примитивном» или «находящемся в стадии  становления»  (в зависимости от контекста). При недостаточном  развитии всех элементов или отсутствии одного из них о конституционализме говорить не имеет смысла.

Подводя итог сказанному, необходимо повториться, что конституированность как признак конституционной идеи представляет собой легитимацию ее содержания.

Следующая черта (нужно отметить ее особую роль) —  конституционность. В данном контексте она прежде всего означает «справедливость».

Справедливость в идеальном пространстве — это представление о соответствии деяния воздаянию; в  реально существующем обществе справедливость — фактический порядок социальных отношений, так или иначе воплощающий эту идею. Считается, что применительно к конкретной норме права термин «справедливость» означает соответствие ее нравственному закону.

Кроме того, понятие справедливости может быть раскрыто через соотношение «должного» и «сущего» — фактического и реального. Соотношение «должного» и «сущего» применительно к идеям конституционализма — режима организации жизни общества и государства — разделяется на две составляющие:

— проблема четкого формулирования «должного» в государ­ственной деятельности, то есть целей и задач государства на основе стратегической программы общественного развития; а также законодательного закрепления этих целей и задач;

— проблема адекватной оценки «сущего», предполагающая  существование в обществе специальных институтов «обратной связи» социума с государством, один из которых — развитое гражданское общество.

Как явление системное, любая государственная функция инте­гративно отражает «должное» в государстве: цели государственной деятельности, предполагаемые способы их реализации, которые  определяются государственной сущностью — но не только путем провозглашения и законодательного закрепления,— известно, что провозглашаемые цели прогрессивны, гуманны, направлены на благо возможно большего числа людей (так, например, концепция по­строения правового государства была выдвинута еще на исходе 1-го тысячелетия японскими правоведами); а через их реализацию в повседневной практической деятельности всех государственных органов.

Одно лишь провозглашение целей и задач государственной  деятельности зачастую порождает ситуацию, когда эти цели и задачи выражаются лишь в самодостаточной вербальной эквилибристике. В качестве иллюстрации к этому утверждению можно привести исследование У. Б. Таджиханова, названное «Республика Узбеки­-стан — демократическое правовое государство». При чтении данной работы может возникнуть впечатление, что для раскрытия заявленной темы автору вполне достаточно ссылок на публицистические сочинения Президента Республики Узбекистан И. А. Каримова:  «Родина священна для каждого», «Основные принципы общественно-политического и экономического развития Узбекистана», «Правовая гарантия нашего великого будущего» и т. д. Так, например,  У. Б. Таджиханов пишет: «По мнению диссертанта, к символам  государственного суверенитета следует отнести национальную  валюту, государственный язык и гражданство. Они являются атрибутами независимости». Для подкрепления данного положения приводится цитата из статьи И. А. Каримова «Узбекистан: путь независимости и прогресса»: «Национальная валюта, герб, гимн так же, как Конституция, являются символами государства и народа, священными атрибутами независимости».

Проблему конституционности — справедливости — можно рассматривать и как проблему гомеостазиса (данный термин применительно к российскому конституционализму введен И. В. Мухачевым в исследовании «Проблемы гомеостазиса в теории и практике российского конституционного права»).

Применительно к праву гомеостазис — это фактор, обеспечивающий соответствие формального закона (в том числе и Конституции) реальным потребностям жизни. Он отличается от других  факторов, способствующих стабильности тех или иных социально-политических процессов благодаря наличию системообразующих начал, внутренней взаимосвязью и взаимозависимостью элементов конкретной системы. Этот фактор порожден особой ролью, которую играет отрасль и наука конституционного права в правовой системе любого государства.

Таким образом, конституционность как неотъемлемая черта идеи конституционализма — это представление о справедливости, соотношении «сущего» и «должного» или о гомеостазисе.

Кроме конституированности и конституционности можно выделить еще одну черту идеи конституционализма — ориентацию на общественный прогресс. Прогресс — это прежде всего гуманизация отношений «общество — государство» и внутриобщественных связей.

Но гуманизация общественно-государственных отношений и внутриобщественных связей невозможна без консенсуализации позитивных интересов (в том числе интересов законодателя и правоприменителя, отдельных социальных групп и т. д.).

2.4. Конституционализм и правовое сознание общества

Относительно эффективности консенсуализации в зависимости от «внешних признаков» — этнического состава государства, ментальности, жизненных условий и т. п.— нет единого мнения. Так, например, К. П. Победоносцев считал, что действительное согласование интересов возможно лишь в христианских странах. Обязательность правовых предписаний обеспечивается восприятием  онтологической ценности права в индивидуальной совести, которая, являясь метафизическим качеством человеческой природы, превращает божественную заповедь в нравственную обязанность.  Просвещенная, «одухотворенная» совесть обязывается к исполнению правовых предписаний лишь при условии их онтологической обоснованности. При отсутствии соответствия между предписаниями закона и заповеди законодательство становится «насилием» над христианской совестью. В то же время духовно непросвещенная  совесть вполне удовлетворяется «рабским подчинением внешней вла­сти». Воздержание от нарушения правовых предписаний также связывалось К. П. Победоносцевым с нравственной отзывчивостью христианской совести, квалифицирующей преступление закона, являющегося выражением высшей правды, как преступление божественной заповеди.

Таким образом, по мнению К. П. Победоносцева, воспитание населения в духе христианской морали позволяет максимально  эффективно согласовывать интересы. Ныне такой взгляд кажется недостаточно научным, поскольку христианская мораль была  воплощена в базовых стереотипах правосознания задолго до XIX ве­ка, но проблема «извлечения» стереотипов (вовремя, в нужном  месте, для согласования интересов) никогда не переставала быть  актуальной.

Современные исследователи склоняются к мысли, что для консенсуализации интересов необходимо так воздействовать на индивидуальное сознание, чтобы сформировалась личность, мыслящая глобальными категориями,— «человек мира». Проблема формирования такой личности тесно смыкается с проблемой определения ценности различных интересов. По мнению Б. С. Эбзеева, прежнее общество было разрушено в первую очередь потому, что оказалось не в состоянии найти актуальное решение вопроса о соотношении индивидуального и коллективного, сочетания интересов отдельного человека и ассоциаций людей. В силу этого возникает необходимость решения проблемы взаимоотношения личности и общества, гражданина и государства; причем государство должно соответствовать современным социально-экономическим, политическим и духовным реалиям и потребностям дальнейшего развития общества.

Кроме того, нужно повторить, что речь идет о согласовании именно позитивных интересов, об отделении и купировании интересов негативных. Смысл общественного прогресса, таким образом, не только в повышении эффективности процесса согласования интересов, но и в отборе интересов для консенсуализации. Это наглядно можно увидеть на примере России 1990-х годов. «Период проведения политической, экономической, правовой реформы в России привел, как свидетельствует практика, к весьма неутешительным пока результатам: это и глубокий экономический кризис, и снижение жизненного уровня подавляющего большинства людей, и рост преступности. На фоне названного непреложным фактом стала прогрессирующая криминализация общества. И, как следствие ее, произошла эрозия значительной части населения, связанная со смещением ценностных ориентиров в сторону асоциального образа жизни. Черты уголовной субкультуры: культ насилия и паразитизма, антиобщественные нормы-обычаи, азартные игры, язык-жаргон, клички, татуировки, блатные песни и т. п. проникли в повседневную жизнь и воспроизводятся в отдельных социальных группах. Эти и другие негативные явления в обществе стали способствовать профессио-нализации и организованности преступности». Исходя из этого, нужно признать, что вопрос отбора интересов, которым действительно необходима консенсуализация, имеет огромное значение для безопасности общества и государства.

Для формирования конституционного строя необходима соответствующая организация правосознания, выработка конкретных стереотипов и соответствующих им установок. Часто роль по такой организации правосознания берут на себя определенные группы, как бы опережающие свое время. Они производят выработку кон­ституционных проектов и зачастую их практическую обкатку.

В силу принадлежности лиц-участников к единой группе, их  деятельность должна быть концептуально организована, хотя может не совпадать хронологически. Такие группы могут быть легальными и нелегальными (формальными и неформальными) — в зависимости от того, санкционирована их работа верховной властью или нет.

Целью этих групп является внедрение в народный менталитет идей, выработанных или заимствованных ими. Перевод же Конституции из состояния юридического акта в реально осуществляемый строй общественно-политической жизни как раз во многом связан с превращением конституционных идей в элемент народного миропонимания, мировоззрения и мироотношения, в каждодневный стимул поведения ведущих социальных групп. При этом законодатель, вводя в Конституцию те или иные положения, должен учитывать особенности своего народа, опираться на господствующие в обществе представления, связывать законотворческие и законодательные новшества с проверенным нормативно-правовым материалом.

Конституционные идеи, заключая в себе представления о некоем идеальном способе организации общественной и государственной жизни, способны получить массовый отклик и сыграть роль ценностно-целевых ориентиров, если перекликаются с представлениями не только об идеальном, но и о возможном, необходимом, нужном, желаемом и т. п. Без этого они будут проходить сквозь общественное сознание, не превращаясь в стимулы массового поведения. Та же идея гражданского общества (которая, по сути дела, во­брала в себя большинство конституционных идей), получившая закрепление в тексте современной российской Конституции, соответствует бытующим в России (впрочем, и не только) воззрениям на идеальный способ общественной самоорганизации. Однако она сталкивается с глубоко укоренившимися стереотипами патернализма; и, кроме того, не подкрепляется широким распространением  индивидуализирующих поведенческих мотивов — поиска «своего пути», «своего места», «своего дела».

Отмеченный разрыв конституционно установленного и реально существующего далеко не безобиден, поскольку располагает цели конституционного развития вне пределов жизненного пути индивидов, подрывает у них ощущение действенности слова, закрепленного законодателем. Следствием этого является эпидемия правового нигилизма.

Резюмируя все сказанное, необходимо заметить, что главной задачей законодателя, разрабатывающего конституционно-правовые акты и рассматривающего конституционализм как явление, характеризующееся набором политико-правовых и социальных черт, является поиск баланса между уже существующими легитимированными установлениями конституционно-правового характера, базовыми стереотипами правосознания и социальными чувствами. 

Исходя из вышеизложенного, представляется возможным изо­бразить основные положения в виде схем:

Кроме того, можно сказать и о том, что связь идей конституционализма и социальных чувств — опосредованная форма взаимодействия конституционных идей и общества.

Следующим же проявлением взаимодействия идей конституционализма и общества можно считать конституционное регулирование общественных отношений: идеи, воплощенные в нормах права, оказывают влияние на функционирование общества.

В конституционном регулировании общественных отношений выделяют четыре аспекта:

1) Конституция закрепляет основные принципы функционирования общества (гражданского общества): так, например, ст. 2 Конституции Российской Федерации 1993 года содержит положение «человек, его права и свободы являются высшей ценностью» —  то есть воплощенную идею прав человека;

2) Конституция устанавливает правовые условия, в соответ­ствии с которыми могут возникнуть определенные правоотношения: так, согласно ст. 6 Конституции гражданство Российской Фе­дерации приобретается и прекращается согласно федеральному закону;

3) Конституция фиксирует права и обязанности субъектов  кон­ституционно-правовых отношений. Например, в ст. 32 закрепляются право граждан на участие в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей,  право избирать и быть избранными в органы государственной вла­сти и органы местного самоуправления, а также участвовать в референдуме;

4) Конституция содержит гарантии реализации прав, обязанностей и полномочий субъектов. В частности, в ст. 12 Конституции РФ есть положение о том, что в Российской Федерации признается и гарантируется местное самоуправление. Гарантии осуществления прав граждан могут быть выражены в виде обязанности государства или его органов. Например, ст. 24 Конституции РФ устанавливает обязанность органов государственной власти и органов местного самоуправления обеспечивать каждому возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено законом.

Еще одно проявление взаимодействия общества (гражданского общества) и конституционных идей (или форм взаимодействия общества и идей конституционализма) связано с прогнозирующей  и ориентирующей функциями общества. Здесь можно говорить  о деятельности средств  массовой информации, профсоюзов, общественных объединений и т. д.

И, наконец, такое проявление взаимодействия конституционных идей и общества (гражданского общества), как использование и отлаживание механизма реализации конституционных идей, закрепленных правовыми нормами. Здесь, в частности, можно сказать об индивидуальных и коллективных обращениях в суд, прокуратуру, органы государственной власти и управления.

Если говорить о взаимодействии конституционных идей и государства, то, по-видимому, нужно сосредоточиться на правотворче­ской, правоприменительной и правоохранительной функциях государства. Можно предположить, что либеральные русские юристы (С. А. Муромцев, М. М. Ковалевский, Б. Н. Чичерин, П. И. Новгородцев, Л. И. Петражицкий, Б. А. Кистяковский и др.), выступая за реформистский путь преобразования России в конституционное, парламентарное государство, имели в виду прежде всего эти государственные функции.

Правотворческая функция применительно к идеям конституционализма заключается в деятельности органов законодательной власти по воплощению конституционных идей в нормативно-правовых актах.

Здесь необходимо остановиться на одной из проблем, возникающих при воплощении конституционных идей как в нормативно-правовых актах, так и в научно-теоретических и публицистических источниках. Пришедшая в законодательство эпоха «демократического просветительства», которая предлагает обществу идеалы, декларируя возможность их достижения в современных условиях при соответствующем пропагандистско-волевом подкреплении, провоцирует правовой нигилизм, скрытое или демонстративное несоблюдение законов.

То, что государственная опека нужна лишь в известных пределах, а ее гипертрофированность чужда российскому мировоззрению, подтверждается следующим примером. Подавляющее большинство людей воспринимает иронически одно лишь упоминание о Домострое, который в массовом сознании прочно связан с идеей о тотальном закрепощении человека. И это несмотря на наличие  в данном произведении обширного массива рациональной информации: санитарно-гигиенических предписаний, психологических рекомендаций, советов по ведению домашнего хозяйства (когда, чем  и зачем мыть посуду, какую тряпку положить перед входом в «терем», какие овощи посадить в огороде и т. п.) Видимо, дело в том, что рационализм Домостроя неотделим от директивного тона. Мелочная опека в прошлом неизбежно нейтрализуется  тотальным неприятием в будущем.

Правоприменительная функция государства по отношению к идеям конституционализма проявляется в применении на практике норм, в которых зафиксированы идеи конституционного характера. Причем применяются нормы, содержащиеся как в законодательных актах, так и непосредственно в Конституции (при полном отсут­ствии законодательного урегулирования либо при наличии законодательного акта, который хотя и может быть применен в конкретном случае, но является неконституционным по духу — то есть его нормы противоречат идеям конституционализма). Иллюстрацией  может служить  пример из американской судебной практики — дело 1967 года Лавинг против Вирджинии. По этому делу Верховный суд должен был дать ответ, является ли закон штата Вирджиния, запрещающий заключать браки между белыми и черными, нарушением изложенных в Четырнадцатой поправке к Конституции США положений о равной защите и надлежащей правовой процедуре.

Штат Вирджиния (как, впрочем, и пятнадцать других штатов) запрещал браки между лицами, представляющими разные расы, если одним из таких лиц был представитель белой расы.

Чернокожая американка и белый американец заключили брак  в столице страны Вашингтоне (федеральный округ Колумбия).  Вскоре после заключения брака супруги вернулись в Вирджинию, где их обвинили в нарушении законодательства штата и приговорили к одному году лишения свободы (судья отсрочил исполнение приговора на 25 лет при условии, что супруги Лавинг покинут штат Вирджиния и не вернутся до истечения 25-летнего срока). Семей­ство переехало в Вашингтон, но подало жалобу в Верховный суд.

По мнению председателя суда Эрла Уоррена, в соответствии  с Конституцией каждая личность сама должна решать вопрос о заключении брака с лицом, принадлежащим к другой расе; государ­ство не может нарушать эту свободу. Не подлежит сомнению, что ограничение свободы на заключение брака исключительно по соображениям расовых различий является нарушением сути положения о равной защите со стороны закона.

Власти штата доказывали, что, поскольку положение о запрещении смешанных браков касается в одинаковой мере «белых и цветных», в данном случае отсутствует нарушение принципа равной  защиты со стороны закона, так как все расы рассматриваются одинаково (белые не могут заключать брак с черными, а черные —  с белыми). Кроме того, существуют рациональные основы запрещения таких браков. Тем не менее Верховный суд признал, что рас­сматриваемые законы базируются на расовом разделении и потому должны быть подвергнуты «наиболее жесткому исследованию». Власти штата должны были доказывать, что вызывающие сомнения положения необходимы для достижения цели, важной государству и одобряемой законом, однако в данном деле такая цель отсутствует. Запрещение штата Вирджиния, распространяющееся исключительно на смешанные браки с белыми доказывает, что сегрегация введена с целью сохранения приоритета европеоидной расы. (Кстати, помимо нарушения принципа равной защиты со стороны закона Верховный суд усмотрел в данном деле нарушение принципа материальной справедливости.) Исходя из этого, Верховный суд США признал не соответствующей Конституции «законодательную клаузулу» штата Вирджиния.

Данный частный случай подчеркивает значимость Конституции как документа, задающего вехи конституционного развития и зача­стую организующего конституционный процесс. Именно американский казус выбран не случайно: неоднозначность конституционного процесса в стране, чей основной закон издавна служит эталоном для конституций других государств, вновь выводит нас на проблему соответствующей организации правосознания как общества, так и правоприменителя: почему столь долго существовала норма, содержавшая такой пример расовой сегрегации; почему стало возможным ее применение?.. Все это показывает, что Конституции — это тонкий пласт плодородной почвы на мощных напластованиях «песка и глины» множества предшествующих культур. На этих бесплодных почвах хотя и зарождались идеи конституционализма, особой значимости они не имели.

Подводя итоги, можно дать следующее определение конституционного процесса: это процесс взаимодействия конституционных идей с обществом и государством, направленный на создание и совершенствование конституционного строя. Конституционный строй же можно определить как режим, основанный на конституционных принципах (воплощенных конституционных идеях), а идеи конституционализма (конституционные идеи) как идеи общекультурного плана, характеризующиеся справедливостью, возможностью легитимации и ориентацией на общественный прогресс.